
Война подходила к концу. До Берлина было уже рукой подать. Интрига состояла в том, кто из союзников его возьмёт…

В сентябре 1944 года Верховный главнокомандующий союзными экспедиционными силами в Европе генерал Дуайт Эйзенхауэр писал: «Ясно, что Берлин - это главный приз. Нет никакого сомнения, что мы должны сконцентрировать всю нашу энергию и ресурсы на быстром наступлении на Берлин».
Выход на Эльбу, казалось, создал благоприятные условия для осуществления ранее задуманного.
Но 15 апреля поступил приказ – на Эльбе остановиться.
Эйзенхауэр от своих прежних планов вдруг отказался. Омар Брэдли, командующий американской группой армий, в своих мемуарах пишет: «На вопрос Эйзенхауэра, какой ценой, по моему мнению, нам придется заплатить за прорыв от Эльбы к Берлину, я сказал, что оцениваю наши вероятные потери в 100 тысяч человек. Слишком дорогая цена за престиж, - сказал я, - особенно если учесть, что нам придется отойти и уступить место другим».
Похоже прокомментировал ситуацию начальник штаба армии США генерал Джордж Маршалл: «Я не хотел бы рисковать жизнями американцев ради достижения политических целей». Буквально другого мнения придерживался командующий английской группой армий фельдмаршал Бернард Монтгомери. Он просто рвался в бой за Берлин!
Фельдмаршала поддерживал премьер Уинстон Черчилль, который испытывал крайнее разочарование решением Эйзенхауэра. К тому же Красная армия только что овладела Веной. И потому Черчилль, с присущей ему горячностью, убеждал главнокомандующего: «Если мы сейчас добровольно уступим им еще и Берлин, хотя он находится в пределах нашей досягаемости, это лишь укрепит их убежденность в том, что они добились всего в одиночку».
Эйзенхауэр продолжал стоять на своем. Отказаться от наступления на Берлин у него были и другие причины. К тому времени «в котле» находилась немецкая Рурская группировка, а это 325 тысяч человек. Если ослабить на нее натиск, бросив значительные силы на столицу рейха, гитлеровцы получили бы возможность просачиться из окружения и отойти на юг, в «Альпийскую крепость».
Так называли якобы мощно укрепленный район в горах южной Баварии, на границе с Австрией. Произойди такое, думал Эйзенхауэр, и война затянется еще на неизвестно какое время.
Правда, потом выяснилось, что «Альпийская крепость» была всего лишь очередным блефом нацистов…
Присутствовал и такой мотив: не хотелось раздражать Сталина. Ведь он в Ялте обещал помощь в войне против Японии. Мог и передумать…
Впрочем, соберись американцы и англичане со всеми силами и поверни на Берлин - вовсе не факт, что они оказались бы перед его стенами раньше Красной армии.
Тем не менее историк Джон Фуллер называет решение Эйзенхауэра отказаться от захвата Берлина одним из самых странных в военной истории.
Между тем быстрое продвижение союзников к Эльбе вызвало нервозность в Кремле. Маршал Иван Конев в своих мемуарах вспоминает, как его и Георгия Жукова в начале апреля вызвали в Ставку. И зачитали телеграмму, основанную на разведданных, в которой утверждалось, что «командование союзников планировало осуществить захват Берлина, который первоначально должна была осуществить Красная армия, силами британских войск и полным ходом вело подготовку к этой операции.
После чего Сталин обратился к нам:
- Так кто будет брать Берлин? Мы или союзники?».
Понятно, что ни о каких союзниках не могло быть и речи. По политическим соображениям столицу рейха должны были брать только «мы». Поэтому и начало Берлинской операции решено было ускорить.
Как пишет уже Жуков: «Конечно, было бы лучше подождать пять-шесть суток и начать Берлинскую операцию одновременно тремя фронтами, но, как я уже говорил выше, учитывая сложившуюся военно-политическую обстановку, Ставка не могла откладывать операцию на более позднее время».
В последний раз главари Третьего рейха собрались в бункере Гитлера 20 апреля. Он отмечал день своего рождения. Фюреру исполнялось 56 лет. Но главными уже были не здравицы в его честь, а предложения, как ему быть дальше.
Раньше было согласовано, что Гитлер покинет бункер и отправится на юг, в Оберзальцберг, «чтобы оттуда, из легендарной горной твердыни Фридриха Барбароссы, – как пишет американский историк Уильям Ширер, - руководить последней битвой Третьего рейха». Большинство министерств уже перебралось на юг, туда же были отправлены в переполненных грузовиках и государственные документы.
Но фюрер передумал. И на настойчивые призывы фельдмаршала Вильгельма Кейтеля покинуть Берлин, пока есть возможность, ответил: «Решение уже принято: я остаюсь в Берлине, и буду защищать город до последнего». Гитлер полагал, что его бегство деморализует остатки его армий.
Но еще больше он боялся попасть в плен. Дорога из Берлина стала небезопасной. И был риск получить ранение, в результате которого не сможешь покончить с собой. И тогда - суд на глазах всего мира. Ну нет, такого фюрер даже представить не мог…
Из главных бонз с фюрером остались Йозеф Геббельс и Мартин Борман.
Сопротивлялся Гитлер недолго, 30 апреля он застрелился. Над Рейхстагом уже развевался красный флаг. Но об этом фюрер вряд ли мог знать.
В завещании своим преемником он назначил гросс-адмирала Карла Денница, которому предстояло вести переговоры о капитуляции.
Берлин практически был взят. Но Денниц не терял надежду, что между союзниками вот-вот пробежит черная кошка. Держа это в голове, он посылает к Эйзенхауэру эмиссара с предложением капитулировать только перед западными союзниками. Но Эйзенхауэр эту идею сразу отверг. «Я считал, - писал он потом, - что любое предложение о том, чтобы союзники приняли от немецкого правительства капитуляцию только на их Западном фронте, немедленно вызовет полное разногласие с русскими и создаст обстановку, в которой русские могли бы не без оснований обвинить нас в вероломстве».
Тогда в Реймс, где размещалась Ставка главнокомандующего союзников, с полномочиями подписать акт о капитуляции отправился генерал-полковник Альфред Йодль.
Как только он прибыл, из Парижа был срочно приглашен начальник советской военной миссии при штабе западных союзников генерал-майор Иван Суслопаров.
Вот как рассказывает об этом генерал армии Сергей Штеменко: «Вечером 6 мая к начальнику советской военной миссии генералу Суслопарову прилетел адъютант Д. Эйзенхауэра.
Он передал приглашение главнокомандующего срочно прибыть в его штаб. Д. Эйзенхауэр принял И. Суслопарова. Улыбаясь, он сказал, что прибыл гитлеровский генерал Йодль с предложением капитулировать перед англо-американскими войсками и воевать против СССР».
Расколоть союзников не получилось. И на 7 мая на 2 часа 30 минут было назначено подписание акта о безоговорочной капитуляции.
Суслопаров попал в трудную ситуацию. Подписывать акт или отказаться? Он отправил текст капитуляции и запрос, как ему быть, в Москву. Но ответ в нужное время не пришел. И тогда Суслопаров пошел на риск – акт о безоговорочной капитуляции Германии подписал.
Как боевой генерал, он прекрасно представлял, что минута войны уносит сотни человеческих жизней. И потому был уверен: остановить ее - великое благо... Но, ставя свою подпись, он сделал приписку, что «не исключает в дальнейшем подписания иного, более совершенного акта о капитуляции Германии, если о том заявит какое-либо союзное правительство».
Хотя в пришедшей из Москвы телеграмме говорилось «ничего не подписывать», Сталин с доводами Суслопарова согласился. И репрессий в его адрес не последовало.
Ну а подписанный в Реймсе акт о безоговорочной капитуляции был признан «предварительным», и 8 мая поздно вечером (в Москве было уже 9 мая) в Берлине состоялось окончательное его подписание. Советскую делегацию на торжественной церемонии по сему случаю возглавил маршал Жуков.
Добавить комментарий