В Ставрополе с мастер-классом побывал известный петербургский театральный режиссёр, ученик Товстоногова, лауреат Госпремии РФ Геннадий Тростянецкий

Геннадий Тростянецкий начинал свой путь в ростовском ТЮЗе, был главным режиссером Омского академического театра драмы, затем театра им. Моссовета, художественным руководителем Санкт-Петербургского театра «На Литейном», режиссером Рижского театра русской драмы. Столь известные деятели искусств давно уже не приезжали на Ставрополье со своими уроками мастерства. Поэтому встреча и общение были весьма волнительны и интересны для всех представителей актерского цеха.
На базе Ставропольского краевого театра кукол Тростянецкий провел мастер-класс под названием «Первая проба. Эскиз». Послушать мастера собрались руководители самодеятельных и профессиональных театральных коллективов со всего края.
Для работы выбрали пьесу Мольера «Сганарель, или Мнимый рогоносец». После четырехдневного мастер-класса на суд коллег и зрителей был представлен спектакль, который поставил Геннадий Тростянецкий.
В один из дней пребывания в Ставрополе знаменитый режиссер встретился с корреспондентом «Открытой».

– Геннадий Рафаилович, сложно было уговорить такого титулованного режиссера, доцента Санкт-Петербургской академии театрального искусства дать мастер-класс в небольшом провинциальном городе?
– Несложно совершенно, главное – найти время: у меня много текущих постановок в различных театрах. Но от приглашений в провинцию стараюсь не отказываться. Прежде всего мне это самому интересно. Кроме того, хитрость мастер-класса состоит в том, что ты сам чему-то учишься, «прочищаешь мозги» благодаря общению с новыми людьми.
 Последнее такое занятие у меня состоялось года два назад. Я ездил в небольшой городок Канск, и в этой сибирской глубинке мы наделали много шума. Актерам настолько понравились занятия, что они попросили меня поставить спектакль. Я приехал к ним через год, они мне стали рассказывать истории из жизни в Канске, и на основе этих увлекательных рассказов мы сделали замечательный, необычный спектакль под названием «Жители города К». Он потом объездил массу фестивалей и даже выдвигался на «Золотую маску».
– Почему для занятий с актерами в Ставрополе была выбрана пьеса Мольера?
– Потому что я обожаю этого автора! Впервые я поставил Мольера в Омском драматическом театре – это был «Лекарь поневоле». И потом автор пошел рядом со мной, например, в Петербурге я ставил «Скупого»...
Тексты Мольера буквально взрывают в тебе огромную творческую энергию, дерзость, фантазию – я это почувствовал сразу же. И вся актерская команда, собранная для мольеровского спектакля, работает так же. Как бродячая труппа итальянского театрика, с которой Мольер на заре актерской юности целый год странствовал по всей Франции. За время работы в театре я убедился, что дело не столько в идее или в теме, сколько в том, какие средства найдены в актере для их воплощения.
– Вы учились у великого Товстоногова. Какие воспоминания у вас остались об этом гениальном режиссере?
– Он обладал почти гипнотическим воздействием. Я всегда выходил от него окрыленным. Помню, в институте, после показа моих «Белых ночей» по Достоевскому, Товстоногов на обсуждении жестоко разругал спектакль. Я провожал его по белокаменной институтской лестнице и с отчаянием говорил: «Георгий Александрович! Ну что такое, у меня всё ошибки и ошибки. Сколько же можно?» И вдруг он поворачивается ко мне, кладет руку на плечо и с улыбкой отвечает: «А у меня?»
После этих слов я мгновенно пришел в себя, почувствовал, что ошибки неизбежны, что на них нельзя жаловаться, как нелепо жаловаться на смену времен года. Это меня внутренне раскрепостило, и я за одну ночь переделал спектакль.
Георгий Александрович для нас, студентов, был человеком и одновременно – мифом. Если я видел в нем бога, то всё, о чем он говорил, оставалось на Олимпе, было недосягаемым. Если же я начинал воспринимать его как практика, я открывал для себя чрезвычайно важные законы профессии. Им я следую до сих пор.
– На ваш взгляд, насколько важна в театре должность главного режиссера? Кое-где ее хотят упразднить...
– Я считаю, что не существует такой профессии – главный режиссер. На мой взгляд, главным является тот, кто выпустил интересный спектакль. Эта должность была изобретена для того, чтобы компенсировать бездарно разработанную экономическую структуру театра, когда люди, работающие в нем, часто не связывают свою ежедневную деятельность с результатами труда. А он оценивается каждый вечер после открытия занавеса.
Каждый человек, служащий в театре, должен по полной работать на спектакль. Художник – сделать красивую декорацию, актер – создать яркий, волнующий образ, вне зависимости от того, нравится ли ему личность главного режиссера или характер заведующей костюмерным цехом.
– Какие последние премьеры вы посетили в столичных театрах и чем они вам запомнились?
– Знаете, всегда испытываю большое удовольствие от работы моего друга, режиссера Семена Спивака, руководителя молодежного театра на Фонтанке.
Меня потряс его спектакль «Дни Турбиных». Там играют настоящие звезды, великолепные актеры – Евгений Дятлов, Наташа Суркова, Валера Кухарешин. Эта работа, сделанная несколько лет назад, лично для меня затмила все последние громкие премьеры.
– Над чем сейчас работаете?
– Веду переговоры о постановке в одном из известных московских театров, но я человек суеверный, и не хотел бы раскрывать карты. Потом будет работа над «Пиковой дамой» Пушкина в одном из сибирских театров.
Лично мне очень хочется поставить «Гамлета». Пришло очень интересное решение, видение этого спектакля, оно связано с особым театральным пространством, которого нельзя добиться в провинциальном театре. Появится возможность – буду счастлив.
С каждым режиссером происходит такая вещь: у него есть набор текстов, набор форм, и важно, чтобы сошлись звезды: театр, актеры, время, чтобы распахнулась душа, – вот тогда любая постановка получится. Ведь театр – это каждый раз возможность безоглядного эксперимента, за это я его обожаю.

Элла ДАВЫДОВА